Юрий Фаворин: "Я берусь только за то, что мне лично интересно"

27 февраля 2011 года, в воскресенье в Камерном зале Московского международного дома музыки состоится концерт молодого пианиста Юрия Фаворина.

Недавний выпускник, а ныне — аспирант Московской консерватории, лауреат конкурса Королевы Елизаветы (Брюссель) Юрий Фаворин, — несомненно признанная восходящая фортепианная звезда, вызывающая огромный интерес у меломанов и профессионалов.

"Роскошный "имперский стиль": масштабность, безупречное ощущение формы, значительность музыкального высказывания, благородная сдержанность, универсальный полистилизм, позволяющий великолепно исполнять музыку в диапазоне от И.С. Баха до Д. Лигети".

"Уже сегодня он — зрелый мастер мирового класса с необычайно гибким мышлением, блестящий виртуоз, мыслитель и артист".

Эти определения не сразу удаётся связать со скромным, погруженным в себя симпатичным 24-летним юношей, который удивительно похож на молодого Д. Шостаковича, — если не послушать хотя бы раз его концерт!

В 2011 году Юрий Фаворин подал заявку на участие в отборочном туре XIV конкурса им. П.И. Чайковского. В преддверии подведения итогов отборочного тура конкурса (1 марта) и сольного концерта в ММДМ (27 февраля) Юрий дал интервью корреспонденту ИА "Ореанда-Новости" Яне Тифбенкель.

Я.Т.: Юрий, Ваши необыкновенные музыкальные способности проявились ещё в раннем детстве. Но далеко не все вундеркинды становятся профессиональными музыкантами. Когда Вы поняли, что музыка — именно Ваш путь?

Ю.Ф.:Я вступил на этот путь не вполне осознанно: это был выбор моего окружения, семьи, хотя родители прямого отношения к музыке не имеют. Я поступил в консерваторию, но, надо сказать, первые 3 курса играл на рояле не слишком активно, по остаточному принципу.

Я.Т.: А что занимало Ваш ум первые три курса?

Ю.Ф.:Я занимался самообразованием: смотрел очень много фильмов, читал, разбирался в музыкальных направлениях и стилях, но не очень интенсивно занимался игрой на рояле. Потом я узнал про конкурс Мессиана, посвящённый современной фортепианной музыке. Я подумал, что в этом направлении можно найти себя, и за короткий срок выучил много сложных сочинений. Это был такой хороший импульс к возобновлению занятий. Я стал вспоминать свой старый репертуар и переосмысливать его. Старался делать радикальные программы, с сочетанием разных эпох и стилей — сталкивать разные идеи, авторов и в то же время находить между ними что-то неочевидно общее. Дальше всё пошло само собой. Тогда, после третьего курса консерватории, я понял, что действительно хочу этим дальше заниматься.

Я.Т.: Вы уверены, что это Ваша дорога на всю жизнь?

Ю.Ф.:Все ещё может измениться. Я и сейчас периодически меняю направление движения, даже в репертуаре — ищу другие подходы и направления. Не исключаю повороты в какие-то другие сферы, но сегодня об этом ещё рано говорить.

Я.Т.:Юрий, Вы лауреат престижнейшего европейского конкурса им. королевы Елизаветы. Что даёт Вам участие в конкурсах? Насколько Вам внутренне близок "соревновательный дух"?

Ю.Ф.:Соревновательность эмоционально мне не близка и не нравится. Понятно, что без конкурса пианисту трудно обратить на себя внимание импресарио. Но есть и другие соображения. Существует расхожая мысль, что творческие индивидуальности всегда сами по себе, что их нельзя сравнивать, каждая из них живёт в своей системе координат. Тем не менее, поискать своё место среди других музыкантов бывает интересно. Кроме того, интересно найти свою, соответствующую тебе аудиторию, твоему стилю мышления и поведения, может быть, даже с особым характером и мировоззрением. Определить, чем твоя аудитория отличается от аудитории других исполнителей, и куда она готова за тобой пойти, принять что-то, чего она от тебя не ожидает, — это тоже соревновательность, но не напрямую. И это соревновательность необходимая.

Я.Т.: Вы подавали заявку на участие в конкурсе Шопена?

Ю.Ф.:Да, я даже прошёл на этот конкурс, но состояние духа было такое, что я решил туда не ехать: сказалась усталость от предыдущего конкурса.

Я.Т.: У Вас, похоже, есть ценное умение вовремя останавливаться?

Ю.Ф.:Скорее, немного не хватает свойства "вовремя не останавливаться" (смеётся). Я предпочитаю останавливаться иногда даже слишком рано.

Я.Т.:Как Вы выстраиваете линию своего творческого развития, эволюции? По распространённому пути — классическая музыка, романтика, поздняя романтика вплоть до импрессионистов, музыка ХХ века — Шостакович, Прокофьев, Хиндемит, Барток, Кшенек, Стравинский, Щедрин и т.д.? Или как-то иначе?

Ю.Ф.:У меня полная мешанина. В каждый конкретный момент — свои задачи. Не то, чтобы есть какой-то выстроенный путь, — скорее, есть баланс между моими желаниями и требованиями момента и обстоятельств: стараюсь соблюдать баланс между музыкой разных стилей и эпох.

Я.В.:Какие композиторы, стили, музыкальные эпохи Вам близки стилистически?

Ю.Ф.:Пожалуй, у меня нет какого-то ярко выраженного стилистического пристрастия. Увлечения носят, в общем-то, локальный характер: увлечён тем, что играю в настоящий момент.

Я.Т.: Какие пианисты (дирижёры, композиторы) повлияли на Вас в Вашем развитии, становлении Вашего собственно стиля?

Ю.Ф.:Я всегда заслушивался симфонической музыкой. Для меня свойственно отношение к пульсации, музыкальному метру, к фортепианной фактуре не совсем как к фортепианной. Это выражается в желании имитировать на фортепиано некие ограничения оркестра, связанные с тем, музыканты оркестра не могут играть идеально вместе, слишком свободно, слишком легко менять темпы, у них нет фортепианного rubato. Думаю, это оказало влияние на мою манеру. С другой стороны, тем больше вызывают восхищение дирижёры, преодолевающие в своей работе эти естественные ограничения, заставляющие работать оркестр как единый организм, один инструмент — например, как во многих записях Шолти.

Есть, конечно, сочинения, в которых я не могу себе этого позволить. Но в целом у меня, скорее, оркестровое мышление.

Я.Т.: Как бы Вы охарактеризовали свой стиль исполнения: как интеллектуальный, как романтический, какой-то ещё? Как Вы сами определяете свой собственный стиль?

Ю.Ф.:Я бы не стал использовать эти характеристики. Не знаю ни одного исполнителя, композитора, которого можно было бы классифицировать по этим категориям.
Скорее, можно сказать, что одни музыканты стремятся к прозрачности исполнительской технологии, звукообразования, каких-то музыкальных элементов. Про таких говорят: "хороший пианист". Другие стремятся непосредственно воздействовать на слушателя, заставить его почувствовать что-то в обход осознания каких-либо приёмов, заставить его забыть о том, что есть "рояль", превратить его самого, его чувства в инструмент, на котором играешь, осознанно или нет — можно сравнить с "кинокулаком" Эйзенштейна. Про таких говорят: "это музыкант". И это именно альтернативы, две равноправные стратегии, хотя можно держаться на стыке…

Можно привести такое сравнение: композитор, исполнитель может находиться как бы "в середине" музыкального языка, а может идти экстремальными путями, "по краю" существующей культуры, традиции.

Если мы слушаем пианиста, относящегося к первому типу, мы уже можем определить, как и куда он будет развиваться, что он скорее будет играть, а какие авторы и произведения, вероятнее всего, останутся за пределами его интереса. Он будет отшлифовывать свои приёмы до совершенства, пока в какой-то момент не застынет в нем. У музыканта другого типа задача искать наиболее сильные средства воздействия, он будет терять в техническом совершенстве, но не станет себя ничем ограничивать.
Такие полюса, категории представляются мне более реальными и жизненными, чем "романтическое" — "интеллектуальное".

Я.Т.: Вы из тех, кто исследует "точки экстремума" и "края культуры"?

Ю.Ф.:Я стараюсь менять "поле игры", и это даже не обязательно зависит от того, какую музыку я играю. Можно любое сочинение послушать в разных трактовках, изучить традиции его исполнения, как его играл или рекомендовал играть автор, его ученики или современники, или знаменитый пианист, чья запись почему-либо стала считаться эталонной. Можно следовать какой-то из этих традиций или комбинировать элементы разных традиций. А можно забыть о традициях, исходить только из текста так, как будто он написан сегодня. Можно использовать музыкальный текст как средство коммуникации: посмотреть, что в нём заложено, что можно "развернуть", даже, может быть, в ущерб гармонии, пропорциям, стилю, но обратить внимание на какие-то особые, интересные вещи, которые обычно остаются в "клетке" стиля.

Я.Т.: Что для Вас является "решающим правилом", когда Вы выбираете "взгляд" на произведение, дискурс для трактовки?

Ю.Ф.:Интуиция, первоначальный импульс! Что не отменяет рефлексию — потом долго идут оправдания каких-то интуитивных решений (хохочет).

Я.Т.:Многие современные композиторы доверяют Вам премьерные исполнения и записи своих сочинений, под Вашими руками оживают даже те произведения, которые у других исполнителей выглядели бы сумбуром. Интерес к современным композициям — "музыкальный" или "технологический"? Или они близки Вашему острому парадоксальному уму? Каких авторов Вы играете с удовольствием?

Ю.Ф.:Я берусь только за то, что мне лично интересно. Но сфера моих интересов постоянно расширяется. И я не вижу принципиальной разницы между современной музыкой и несовременной. Современные сочинения в своей лучшей части настолько сложны, что изучение их занимает много времени и сил. Я не могу сказать, что играю каких-то авторов с удовольствием (смеётся).

Я бы с удовольствием играл Беата Фуррера, Ольгу Нойвирт, Георга-Фридриха Хааса, Финнисси, множество других… Эти авторы говорят своей музыкой, что "большой стиль" не стал принадлежностью прошлого: он существует прямо сейчас. Эти и другие авторы демонстрируют всем своим творчеством, что постмодернизм как концепт по существу потерял свои позиции, что последовательное развитие хоть и закончилось, что "конец истории" хоть и наступил — как это уже неоднократно случалось в истории культуры, — но это не значит, что теперь возможна только рефлексия об истории: мы можем найти свою нишу и её разрабатывать. Это будет что-то уникальное, своё, но тесно связанное с контекстом — как текущим, так и историческим.

Что, впрочем, не отменяет и существования намеренно разомкнутых стилистических систем. Сейчас, например, на новом уровне возникает сплав академических и неакадемических традиций: сочетание классических традиций с фри-джазом, экспериментальной электронной музыкой, клубной музыкой. Это плодородный синтез, мне кажется, потому что он привлекает людей с разных сторон баррикад, и граница, жёстко разделяющая элитарную и массовую музыку, на что многие жалуются, в общем расшатывается.

Я.Т.: Кого Вы выделяете из современных российских композиторов, кто пишет для фортепиано?

Ю.Ф.:Не так много пишут для фортепиано. Из молодых, наверное, Алексей Сысоев, Владимир Горлинский, Сергей Невский, Антон Светличный и некоторые другие.

Я.Т.: А каков Ваш композиторский идеал? Он для Вас вообще существует?

Ю.Ф.:Композиторского идеала у меня нет. Мне одинаково импонируют как те авторы, которые просто пишут музыку, так и те авторы, которые теоретизируют, объясняя, что и почему они делают, пишут манифесты и бросаются в бой за свои представления о музыке и искусстве. Но это, скорее, касается общественного поведения, а не музыки.

Я.Т.: Специально для Вас молодой композитор Алексей Сысоев написал сочинение "Противофазы". Даже профессионалы затрудняются точно определить, в какой технике оно написано. Что Вы можете сказать об этом сочинении? Что это?

Ю.Ф.:Сам автор определяет пьесу как "взаимопоглощение двух контрастных материалов". Здесь прослеживается характерная сегодня тенденция — понимание звука как материи и построение формы на взаимодействии и противопоставлении разных характеристик этой материи, таких как плотность — разреженность, непрерывность — дискретность, упорядоченность — хаотичность. Отсюда более общее соображение, что традиционные контрастные формы никуда не ушли — не так уж сильно это отличается от привычного быстро — медленно, весело — грустно, оживлённо — спокойно.

Я.Т.: Вы учились по классу композиции у видного композитора Владимира Довганя. Пишете ли Вы музыку? Есть ли планы по реализации в этом направлении?

Ю.Ф.:Я не сочиняю с третьего курса консерватории. До того у меня были наивные сочинения. Наивные в том смысле, что мне не хватало образования и знания музыкальной истории, теории, контекста. Есть какая-то необходимая мера знаний, и важно вовремя понять, что ты до неё пока не дошёл. Если я и вернусь к сочинению, то на совершенно другом уровне.

Я.Т.: После 4-го места на Конкурсе королевы Елизаветы у Вас был шанс закрепится за каком-нибудь европейским концертным агентством и делать карьеру в Европе. Но Вы остались в России…

Ю.Ф.:Не обязательно куда-то переезжать, жить за границей. Можно, наверное, жить в одном месте, работать в других. Я привязан к своей малой родине, но это не мешает мне куда-то ездить, выступать, во всяком случае, пока. Многие востребованные на Западе российские пианисты хотели бы, как я понимаю, больше выступать в России.

Я.Т.:С "продвижением" молодого таланта, мне кажется, в нашем отечестве серьёзные проблемы. Нет как такового рынка классической музыки, понятной системы формирования брендов, продвижения молодых исполнителей. Кто занимается в России Вашей карьерой, организацией концертов?

Ю.Ф.:У меня менеджера нет. Меня приглашают концертные площадки, и я играю.

Я.В.:Нет потому, что это не нужно, или нет профессиональных предложений, которые бы Вас устроили?

Ю.Ф.:Нет предложений, которые бы устраивали обе стороны. Мне сложно сказать, есть ли у нас такие профессионалы вообще. В России карьера музыканта — это, скорее, вопрос личных контактов музыканта, а не работы его менеджера. У нас молодому исполнителю трудно делать профессиональную карьеру западного образца.

Я.Т.: Какие пути профессионального и карьерного роста Вы для себя видите?

Ю.Ф.:Я играю везде, где есть возможность. Приглашают — я принимаю приглашения, затем количество приглашений растёт, становишься понемногу востребованным, тебя знают… Какая-то стратегия у меня есть, но она не настолько определённая, выстраивается достаточно спонтанно. Я думаю, что определённый коммерческий потенциал у меня в отношении репертуарных особенностей есть, но как этот потенциал реализовать — зависит от умения менеджера найти для него целевую аудиторию. Наверное, такие менеджеры есть, но я их пока не нашёл.

Я.Т: По какому принципу составляются Ваши концертные программы?

Ю.Ф.:Несколько лет назад я предлагал достаточно радикальные программы, потом был больше уклон в традиционный репертуар, но я старался делать какие-то неожиданные сочетания. Теперь пытаюсь соблюдать баланс, чтобы, играя Мендельсона, условно говоря, помнить и про Ричарда Барретта.

Я.Т.: Расскажите немного о Ваших взаимоотношениях с публикой.

Ю.Ф.:Какой-то период у меня был романтический идеал исполнителя — совершенно оторванный от публики, её не замечающий, делающий что-то своё в рамках романтической концепции преодоления реальности. Сейчас я стал, пожалуй, более гибким, подстраиваюсь под ситуацию в зависимости от того, что за зал, что за произведения в этой программе, что больше подойдёт в данный конкретный момент. Я стараюсь реализовать разные концепции. Появляется некая интерактивность.

Я.Т.: Что для Вас является целью творческой жизни?

Ю.Ф.:Мне лично интересен скорее сам творческий путь, то, что получается, чем цели. Локальные цели, конечно, ставятся, но шаги от одной к другой образуют путь спонтанно.
Вообще, идеальный пианист должен всё время свои цели как бы подменять авторскими целями. Он сильно зависим от музыкального текста и всего с ним связанного — от автора, его мировоззрения, его идей, которые в этом тексте заложены. Через исполнительство свою собственную по-настоящему серьёзную идею или творческий смысл реализовать сложно, может быть, даже невозможно, разве что саму идею исполнительства, самого существования на сцене. Пианист обязан мимикрировать под ту музыку, которую он играет.

В реальности всё по-другому. У пианиста есть некие ценности в исполнительстве и любимые авторы, которых он играет. Таким образом индивидуальность исполнителя явственно проступает поверх композиторской, пианист перестаёт быть идеальным и становится самостоятельной творческой единицей. И это хорошо.

Я.Т.: Юрий, Вы сейчас активно выступаете и учитесь в аспирантуре Московской консерватории. Остаётся ли у Вас свободное время, как Вы его проводите?

Ю.Ф.:У меня остаётся достаточно времени на прогулки и общение, в том числе, виртуальное, если какая-то тема меня заинтересует, я буду читать по ней всё, что найду. Люблю гулять по центру Москвы, в шумных оживлённых местах. Очень люблю Санкт-Петербург, периодически туда езжу. Мне очень нравится центр города, который одновременно и деловой центр, и музей. Музей давит своим величием. Проходишь и думаешь: здесь дом Достоевского, здесь состоялась демонстрация 1905 года. Здесь же и современные кафе, в которых можно посидеть. Происходит своеобразное совпадение времён в одном пространстве, когда находишься одновременно во многих пластах культуры, выпадаешь из линейного времени…

Яна Тифбенкель, специально для ИА "Ореанда-Новости"

Читайте также:

Алексей Володин: "Руки не умеют лгать"

Борис Березовский: "Самые удачные периоды, когда хожу на дискотеки"

Людгер Ломанн: "Он подкупает благородством и теплотой звучания"