Сибирская галерея

 

 

Графика Насти Юстус

Живопись Игоря Крестьянникова

Графика Наташи Утешевой

Живопись Юрия Юдина

Живопись Яна Боме

Живопись Михаила Гардубея

Графика Дмитрия Бобонича

Алексей Зундэ

"Тюмень сквозь глубину веков"

Живопись Натальи Утешевой

 

 

Константин Волостнов: посол Его Величества

Органиста Константина Волостнова — победителя органных конкурсов им. Гедике (Москва), 25-го международного конкурса в Сент-Олбансе (Великобритания), имени Э.Ф. Валькера в Шрамберге (Германия), — можно принять за дипломата: элегантный внешний вид, безукоризненные манеры, железная выдержка, умение держаться с достоинством, прекрасная литературная речь.

География его гастролей в России, Германии, Франции, Испании, Великобритании, США, Канаде позволяет назвать его полномочным "послом Его Величества органа", а с марта 2010 года К. Волостнов назначен официальным российским представителем Международного конкурса органистов в Сент-Олбансе (Великобритания).

Что значит быть представителем одного из солиднейших органных конкурсов, с чего начиналась любовь к музыке и почему подготовка к концерту сродни приготовлению роскошного обеда Константин Волостнов рассказал корреспонденту информационного агентства "Ореанда-Новости" Яне Тифбенкель.

"Испытал глубокий шок от Баха"

Т.Я.: Константин, как получилось, что Вы начали заниматься музыкой? Как орган стал Вашей судьбой?

К.В.: Всё началось с влияния мамы: она и её подруги часто собирались у нас дома, пели старинные русские, цыганские романсы. Я постепенно начал аккомпанировать, и мои домашние задумались: "Почему бы не попробовать научить ребёнка играть на фортепиано?"

"Сдвиг" на органе произошёл, когда я увидел этот инструмент по телевидению. В заставке какой-то передачи звучал хорал И.С. Баха Ich ruf zu dir, Herr Jesu Christ, который Тарковский использует в "Солярисе". Мелодия придавала особую глубину видеоряду, в котором сменялись лики Пушкина, Толстого, Маркса, Энгельса, — улыбается Константин, — и произвела на меня очень сильное впечатление.

Потом произошло личное знакомство с музыкой Баха: я самостоятельно разобрал 4 такта двухголосной ре-минорной инвенции, приведённой как пример в детской музыкальной энциклопедии. Это для меня был просто шок, грандиозное событие! И с того момента увлечённость музыкой Баха и органом слились воедино. Открытие музыкального мира, желание погружаться в него — всё благодаря Баху!

Т.Я.: Вы — человек, влюблённый в орган…

К.В.: Именно влюблённость: с органом по-другому нельзя! Обучаться игре на этом инструменте очень тяжело, да и зрелую профессиональную деятельность вести сложнее, чем на другом инструменте. Сравните: сколько концертных залов с хорошим роялем! У каждого скрипача есть собственная скрипка, у флейтиста — флейта, а органов по всей России только около 50 штук.

"В России концертировать интереснее!"

Т.Я.: После Ваших великолепных побед на международных конкурсах Вы по-прежнему в России. А меж тем молодые музыканты — пианисты, скрипачи, — выиграв солидные конкурсы, часто предпочитают делать карьеру на Западе…

К.В.: Орган несколько в ином положении. Фортепианное искусство к нам пришло чуть более 100 лет назад. И тогда мы очень быстро его освоили и стали делать успехи. Наши музыканты воспринимали традиции всё глубже и развили их до такой степени, что эта традиция стала возвращаться в Европу, когда в Европе изменились обстоятельства, — и оказалось, что мы на передовой.

В отношении органа такого сказать нельзя, потому что орган в Европе — насущная необходимость, предмет обихода. Для католической и лютеранской церквей это неотъемлемая часть богослужения, поэтому обучение игре на этом инструменте — обычное явление… У нас, например, нет развитой системы обучения регентов для православной церкви, мало специальных школ для подготовки церковного православного хора. А в Европе — масса высших школ музыки, где музыканты получают замечательное органное образование.

В России же орган во многих местах, для многих слушателей в диковинку и воспринимается не как обиходный инструмент, а как концертный, равный роялю, скрипке, виолончели… В России мы можем себя почувствовать такими же музыкантами, как скрипач, дирижёр, пианист, — чего в определённой степени лишены европейские органисты. Поэтому Россия мне гораздо больше интересна для концертирования. Здесь, конечно, много неустроенности, но у нас публика проявляет гораздо больший интерес к органу, нежели в Европе.

Кроме того, я здесь вырос, хорошо себя ощущаю, здесь мой дом и близкие. Давайте посмотрим, что будет в Европе через 5-10 лет. Там тоже, к сожалению, не самые хорошие тенденции, которые заставляют задуматься, где находиться.

Выиграл сам — помоги другому

Т.Я.: Что это значит — быть представителем международного конкурса органистов в Сент-Олбансе? Какие у представителя обязанности?

К.В.: Это очень почётная функция! Конкурс в Сент-Олбансе — старейший конкурс в мире, очень важный для органистов. Первая победа россиянина за почти 50-тилетнюю историю конкурса стала для меня большим подарком и продемонстрировала, что у нас есть достижения в области исполнительства на органе. Мне было очень приятно, что руководство престижного соревнования оказало мне доверие освещать конкурс для российских коллег. Все желающие участвовать в этом конкурсе могут получить у меня сведения об инструментах, о программе, содействие в установлении контактов с британским офисом конкурса, в решении срочных задач по визам. Как устанавливать контакт — со мной или напрямую с оргкомитетом — определяют сами конкурсанты. Некоторым просто легче будет получить информацию от меня на русском языке.

Т.Я.: А каково Ваше участие в организации Второго международного конкурса органистов им. А.Ф. Гедике?

К.В.: Моё участие здесь — тесное сотрудничество с художественным руководителем конкурса Натальей Николаевной Гуреевой, моим профессором, у которой я учился в аспирантуре консерватории. Она придумала этот конкурс и сделала всё, чтобы он состоялся в первый раз. Теперь мы вместе придумываем варианты решения элементов конкурса — залы, программа, члены жюри: я имею возможность установить контакты с европейскими органистами. А Наталья Николаевна — гарант того, что этот конкурс продвигается усилиями Московской консерватории. Ректор консерватории Александр Сергеевич Соколов оказывает конкурсу превосходную поддержку и делает всё возможное, чтобы он состоялся.

"Академические музыканты — это элита!"

Т.Я.: Почувствовали ли Вы известность, популярность после побед и активной гастрольной деятельности?

К.В.: У меня "популярность" после новогоднего выхода Аниты Цой, которая пела ремикс песни леди Гага с текстом "попу-попу-лярность", ассоциируется только с одним словом! — захохотал музыкант. — Но если серьёзно, популярность для академического музыканта сегодня — это совершенно не то, что было 30-40 лет назад.

Знаете, 1 января во время трансляции новогоднего концерта из Золотого зала Венского музыкального общества звучала музыка Штрауса. В его время это была "популярная" музыка для отдыха, создающая очень хорошее настроение и не заставляющая серьёзно задумываться.

Сегодня, когда миром и умами управляют отточенные технологии продюсирования, популярная, развлекательная музыка заняла пространство, которое раньше занимали вальсы и польки Штрауса.

Поэтому роль академического музыканта изменилась. Она теперь… хочется сказать "элитарная", но "элитарность" у нас обычно ассоциируется с чем-то вроде кафе "Пушкин". И мы не можем себе представить музыканта из оркестра, сидящим в этом кафе: у него нет на это денег.

Но это — элита! Элита в оценке происходящего, в понимании ценности не того, что прёт изо всех углов, а того, до чего необходимо докопаться, достичь, заслужить упорным трудом, научиться воспринимать! Научиться считывать непростые коды, шифры, рисующие утончённый образный ряд. Примитив никогда не будет скрыт: зашифровано всегда что-то ценное! И осознание этого, пришедшее в детстве, "держит", направляет людей всю жизнь. Но и создаёт им массу проблем, когда приходится делать выбор между "правильным" и "выгодным", между "простым, быстрым, дешёвым" и "сложным, длительным, ценным".

Популярность я, конечно, ощущаю: меня знают, и в Европе, возможно, это даже больше чувствуется, потому что сюда вплетается другой момент. В нашей стране, к сожалению, у людей отбита гордость за достояние собственной культуры: если что-то хорошее и есть, то только не у нас! В итоге сносим, перестраиваем памятники архитектуры, забываем культуру, историю, литературу…

Т.Я.: Константин, а как Вы определяете отношения государства и академической культуры?

К.В.: После 90-х годов, когда музыканты получали гроши, сейчас, например, оркестры неплохо существуют: президент и правительство выделяют гранты, хотя руководителям оркестров и приходится проявлять "чудеса дипломатии", чтобы оркестр получил заветные средства… Гранты, программы финансовой поддержки, конечно, больше подходят нынешней экономической системе. Но они демонстрируют локальность в выделении средств, отсутствие системной, приоритетной поддержки академического искусства в целом. Нет уверенности, что в сознании людей, обладающих влиянием и возможностью помочь, есть понимание того, что академическое искусство — это достояние, которое останется в истории! Академическое искусство создаёт славу этой и любой другой стране, в которой оно развивается: это достойно, это нужно поддерживать!

Ещё меня очень огорчает подмена профессиональных занятий. Сейчас все почему-то повально занимаются не своим делом: актёры прыгают на лёд, дрессировщики идут петь песни, и всё это показывают по центральным каналам… О чем это говорит? О том, что совершенно неважно, с каким уровнем качества ты это делаешь. Важно другое: финансовый, административный ресурс, насколько ты раскручен, — и тогда ты можешь делать всё, что угодно. Очень мило, конечно, посмотреть на поющего Юдашкина, но после скандала с формой, которую он разработал для армии, стоит задуматься: нужно ли выходить и петь? Не лучше с большей ответственностью сосредоточиться на исполнении своих прямых профессиональных обязанностей?

Нужна современная музыка!

Т.Я.: Московская консерватория с января по март 2011 года проводит конкурс молодых композиторов для органа. Вы посмотрите то, что в этом году сочинят участники конкурса? Есть некий шанс, что сам Константин Волостнов, может быть, возьмёт в свой репертуар их новые сочинения?

К.В.: Безусловно! Я внимательно наблюдаю за новыми тенденциями и обязательно буду посещать конкурсные выступления.

Я много уделяю времени современной музыке: одним из последних проектов в этом направлении была "Новая органная месса" в рамках Фестиваля "Московская осень". В современных условиях это не всегда просто делать: публика не готова принимать целиком программы только из премьер, из ультрасовременной музыки, написанной в начале 21 века, поэтому приходится как-то дозировать. Но современное исполнительское искусство не живёт без современных сочинений: нужно как-то мотивировать композиторов, проявлять инициативу, чтобы появлялись новые пьесы. Хотя сейчас интерес к органу и со стороны молодых авторов уже весьма велик.

Т.Я.: А какие тенденции, тренды в современной органной музыке вы сегодня видите, какие из них Вам кажутся наиболее значимыми?

К.В.: Мы не можем говорить об органной музыке в отрыве от современной музыки в целом. Сейчас, когда ресурс 12-титоновой системы почти исчерпан, уже давно завершено развитие "серийной техники", у композиторов существует проблема в поиске того, что продвигало бы музыку, что обозначило бы появление нового направления, нового лица в академическом музыкальном искусстве, и не только органном.

Я недавно разговаривал с профессором Йоном Лауквиком: это замечательный органист из Штутгарта, преподаватель и блестящий виртуоз, композитор. Он высказал мысль о том, что, пожалуй, Дьёрдь Лигети — последний из тех "великих", которые совершили какую-то революцию.

Безусловно, замечательный композитор, который писал для органа, — Жак-Луи Флоранс. Но сказать, что это новая тенденция…

Я, пожалуй, сейчас не смог бы назвать тенденции, которые свидетельствовали бы о каком-то особенном повороте. Я занял выжидательную позицию, чтобы и не делать скоропалительных выводов, и не пропустить что-то новое.

"Музыкант — это проводник от автора к публике"

Т.Я.: У Вас есть очень интересный цикл концертов "Вокруг Баха", который проходит в музее музыкальной культуры им. Глинки. Цикл построен по жанровому принципу, а в перерывах между произведениями Вы даёте интереснейшие справки о жанрах, композиторах, истории создания и содержании музыки. Получается цикл пьес и цикл рассказов о них. Как пришла эта идея? Как рождался цикл?

К.В.: Я достаточно много гастролировал по России, и мне показалось, что я мало играю в Москве. Мне захотелось сделать что-то особенное для московской публики — разное, интересное как для подготовленных слушателей, так и для тех, кто, возможно, придёт на органный концерт впервые. Подобных названий и идей я нигде не встречал. Мне показалось, что именно такое построение программы будет интересно для всех, в том числе и для меня.

Т.Я.: На прошлом концерте цикла "Вокруг Баха" я видела и пожилую слушательницу, которая посещает московские органные концерты ещё с 1947 года, и любителей музыки средних лет, и детей, для которых всё происходящее — новость. Что Вы, как артист, хотите дать Вашим слушателям?

К.В.: С 1947 года?! Играть для таких слушателей — счастье, большая честь и удача!
Музицирование, нахождение на сцене, игра на инструменте для меня — это рассказ историй. Я хочу провести публику через тот образно-эмоциональный мир, который я выстроил, пережил. Этот мир материализован мной в звуках, но принадлежит он не мне, а автору сочинения! — взволнованно рассказывает Константин. — Органист, музыкант — это проводник от автора к публике, почти медиум. Он должен помочь слушателю в его контакте с автором, "взять его за руку", помочь ему "открыть" для себя произведение. Это постоянный диалог между исполнителем и публикой: из зала постоянно идёт отклик, и ты всегда понимаешь, как слушатели реагируют.

"Органный концерт — как изысканный обед!"

Т.Я.: На какие-то ещё увлечения, кроме органа, есть время?

К.В.: Мне кажется, для профессионала, занятого своим делом, абсолютно исключена трата времени на что-то ещё. "Я увлекаюсь сёрфингом, люблю летать на собственном самолёте, на яхте под парусом ходить…" — это всё игра на публику финансово состоятельных людей для создания респектабельного облика.

Т.Я.: Как Вы проводите свободные дни, как отдыхаете?

К.В.: Отдых гастролирующего исполнителя — это возможность побыть в тишине, спокойствии, комфорте. Филармонии не всегда имеют возможность селить музыкантов на "высоком уровне", и это надо понимать, иначе профессиональная музыкальная деятельность вообще застопорится. Поэтому мой отдых — для самого себя организовать пребывание в уюте, покое, на чистом воздухе…

Я редко отдыхаю: концертный график очень плотный, и постоянно нужно учить что-то новое, заниматься. Но иногда нахожу время приготовить что-нибудь вкусное для своих домашних…

Т.Я.: Знаменитый органист Константин Волостнов отдыхает на кухне у плиты?

К.В.: Общение с семьёй, забота о моих домашних — тоже часть отдыха, мне хочется уделить им внимание!

Кстати, последнее время я часто сравниваю игру на органе с приготовлением изысканного обеда — с несколькими сменами блюд, с десертом, со стартером, с хорошими подходящими напитками. Это как подготовка концерта: ведь перед концертом я делаю регистровку на протяжении 5-8 часов! И хороший обед, и концерт продолжается 1,5-2 часа. И так же, как в хорошем обеде, повторить нельзя: что сделано — то сделано.
Но если я передержу спагетти или перетомлю заправку, — это меня не так пугает, как если я больше, чем нужно, открою швеллер или вовремя не переключу регистровую комбинацию на органе. Так что кухня — это всё-таки отдых, — смеётся органист.

Яна Тифбенкель, специально для ИА "Ореанда-Новости"

Читайте также:

Борис Березовский: "Самые удачные периоды, когда хожу на дискотеки"

Людгер Ломанн: "Он подкупает благородством и теплотой звучания"

 
 

Hosted by uCoz